Время для жизни [СИ] - taramans
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ага… так вот. По словам Лизы, которые, впрочем, приходилось из нее вытягивать клещами… Нет, не пытками, а наоборот — ласками. Зачем это было Ивану? А любопытно было. Ну и еще… все-таки хотелось бы заочно познакомиться с Лидой получше, так сказать. А вдруг… идея с зачатием для Лиды не канула в Лету?
Так вот… получалось, что по мере накопления… к-х-м… жизненного опыта, и уменьшения, похоже на то! ума, супруг Лиды все чаще заменял обычный секс на его французский вариант. М-да… И как он намеревался… оплодотворить жену? Нет… так-то… говорят, были в истории случаи. Теннисист и госпожа Ермакова, ага…
Так вот… Лиза, по ее словам, сначала была шокирована рассказом подруги о таком способе любви. А потом… Стало интересно. Ну так — слегка. И подруга рассказала. Только вот сетовала, что… полагала, что с более молодым, и более симпатичным мужчиной это было бы… интереснее. Наверное.
Так что морально Лиза была к такому готова. Даже более того — сама хотела попробовать! А ее удивление, и, отчасти, гримаска брезгливости — ну так… что же — сразу говорить, что, мол — «Сама хочу!». Кокетство это вроде бы называется, нет?
Вот и сейчас… ей вполне нравится. Только разрывается женщина — и обычный способ ей желателен; и так — тоже очень хочется!
Лиза вновь поднимает голову, облизывает губки:
— Вань!
— У-м-м?
— Опять?
— Что, хорошая моя? — приходится переходить на более… членораздельную речь.
«Какое слово… своевременное… — члено раздельная…».
— А давай… ну как ты предлагал еще… ну, когда я — тебя ласкаю, а ты меня?
— Иди сюда, хорошая… Повернись, да вот так.
— Это вот так, да? А почему… я сверху, а не наоборот? Тебе так удобнее? А давай, потом… попробуем и наоборот, а?
Лиза кончала бурно. Очень бурно! Даже… больно для самого Косова. Проходилось терпеть.
Через некоторое время, когда они вновь вернулись к одностороннему, г-х-м, процессу, она, вытирая пальчиком губы, задумчиво протянула:
— Да и не очень-то это и неприятно. Даже… скорее — вовсе не неприятно! Вполне так… Может только… Непривычно.
Потом рассмеялась, довольная:
— Зато, Ванечка, я успела увидеть твою мордашку, ну, когда… Ох какая это была забавная мордашка! Даже ради этого… стоило бы так… попробовать!
Потом… разное. По-разному. И снова:
— Ва-а-ань…
— Что, радость моя рыжая?
Кулачком в грудь! Да больно так!
— Я не рыжая, понял?
— Понял, понял! Ты русоволосая красавица!
— Да! Вот так — правильно!
— Ну вот видишь… Все хорошо, да?
— Ваня! — как-то чересчур уж вкрадчиво, даже страшновато становится.
— Что, красавица?
— А давай еще… ну вот… по-другому… тоже — попробуем?
— Это еще как?
— Ну-у-у… в попу.
«О как? Разохотило девочку!».
— А с чего так? Почему ты решила попробовать?
— Ну-у-у… решила.
«М-да… предельно понятно!».
— Ну, давай. Только сразу предупреждаю — скорее всего тебе не понравится. Может даже… больно будет. Если только почувствуешь, что больно — прекращаем, да?
— Вот до чего же ты, Ванечка, зануда иногда! А то я сама не разберусь! Ты мне вот скажи… как это лучше… попробовать.
Она все делала сама. Сверху. Косов сквозь ресницы — потребовала, чтобы он закрыл глаза и не подглядывал! подсматривает, как лицо женщины меняют эмоции. Вот интерес; вот — сосредоточенность; вот — похоже, ожидание. А вот — предчувствие ощущений. А вот — гримаска боли. Досада, разочарование.
«Нет! Не смогла! Только самую малость… и отказалась. Наверное, и правда — больно!».
Она приподнимается попой, опускается всем телом к нему на грудь и — неожиданно! — начинает смеяться!
«О как!».
— Ты чего?
Она чуть приподнимает лицо и со смехом:
— Вот уж и правда — «И хочется, и колется!». И охота попробовать, а… никак!
Опять стукает его кулачком в грудь:
— Вот чего он у тебя… такой большой, а?
Теперь уже он смеется:
— Тебе, Киса, не угодить! То он — ах какой! Как он мне нравится! То — чего он такой большой!
Лиза тоже смеется:
— Нет, ну правда ведь! Вот если бы было так — хочу так! И он вот такой! Хочу вот эдак — и он уже другой!
«Нравится мне эта женщина — с ней не скучно! Вот та же Фатьма… она его, похоже — любит! И очень пылкая! Но вот шуток и смеха от нее — не часто-то дождешься! А здесь… хороша Лиза, во всем хороша!».
— Ну ты, Ванечка, не думай! Мы потом обязательно еще попробуем! Хочется мне… по-разному попробовать! Чтобы знать… самой знать — вот это хорошо, а вот это — так себе…
— Ну ты же… уже разбираешься, да?
— Не во всем, Ваня! Так только — чуток. А мне хочется… хорошо. Вон… твоя царевна — всего попробовала, да? Обо всем свое мнение имеет. И мне так хочется. Что же — ей одной все это? Мне же тоже хочется… немного этого бабьего счастья.
Уже когда он провожал ее к дому, ранним-ранним утром, еще темень сплошная:
— А твои соседки… ничего не подозревают?
Иван знал, что Лиза живет в этаком общежитии — для учителей школы. Семейные учителя жили в двух или трехквартирных домах — от совхоза. А такие как Лиза, одинокие — в доме, где были несколько комнат с общими коридором и кухней. Коммуналка, только одноэтажная и деревянная.
— Ну как не подозревают? Подозревают, конечно! Только они думают, что я к кому-то на станцию бегаю. Только Эльвира, мне кажется, догадывается…
Эльвира — это они так с Лидой зовут старую монументальную учительницу математики.
— И что? Неприятностей не будет от этой Эльвиры?
— Да ну, ты что? Эльвира — замечательная бабка! Она такая… вроде бы грубая, но… очень добрая. И — надежная!
Уже почти дошли, когда Лиза останавливает его, разворачивает к себе лицом, целует:
— Ну все! Дальше не провожай! Ох! — зевает, прикрывая рот ладошкой, — А я успею еще часок поспать, вот! И вот, что Ваня! Послушай, что я хочу тебе сказать…Выеби уже эту… толстожопую!
Косов опешил.
— Ну чего ты так на меня смотришь? Я уже боюсь ее, понял! Она на меня постоянно так зыркает, аж мороз по коже!
— Да ничего она не зыркает. Ну… может, когда посмотрит… иногда! Может
